Ричард Штерн - Вздымающийся ад [Вздымающийся ад. Вам решать, комиссар!]
— Все в порядке, — остановил его Келлер. — Что ты уже успел сделать?
И тут Циммерман поступил как истинный криминалист. Решил начать следствие прямо на месте, считая — что не выяснено сразу, то пропало навсегда.
— Ладно, начнем с трупа, — согласился Келлер и встал.
* * *Точное время: 03.52.
Место происшествия на Кенигинштрассе блокировали три патрульные машины. Зевак, по счастью, почти не было, и не составило труда от них избавиться. Там уже стоял микроавтобус следственной бригады Молера, имевшей репутацию прекрасно сыгранной команды, которая мало говорит, но много делает. Их фотограф Франц Бретшнайдер был мастером такого же уровня, как и паталогоанатом Рогальски.
Тот был откровенно рад, увидев, как из темно-красного БМВ без опознавательных знаков полиции появились вначале „серый кардинал“ Циммермана Фельдер, потом и он сам, за ними пес и, наконец, бывший учитель Рогальского Келлер.
Приветствуя их всех, Рогальски размахивал заполненным протоколом:
— Первые результаты!
— Все сделано, как обычно, на уровне, — заметил Келлер, просмотрев документ, и, позабыв о своей отставке, скомандовал: — Свет!
С патрульных машин на труп навели прожектора. Достав из кармана чехлы, Келлер натянул их на ботинки. Следы, которые он теперь оставлял за собой, настолько отличались от остальных, что спутать их было невозможно. Потом он тщательно осмотрел все вокруг трупа, пока не прикасаясь к нему, лишь движением руки указывая нужное положение прожекторов. Только потом натянул резиновые перчатки и занялся подробным исследованием трупа, умудряясь при этом сохранять его прежнее положение.
Прошло не меньше десяти минут, прежде чем он поднялся. Еще постоял над телом, педантично откладывая в памяти все окружающее: темный асфальт проезжей части, затоптанный тротуар, забор из проволочной сетки, натянутой между гранеными бетонными столбами…
Потом кивнул Рогальскому, который этот жест воспринял как высокую оценку своего труда. И только после этого Келлер отвел Циммермана в сторону и сообщил о своих впечатлениях:
— У трупа множество ссадин на лице, шее и ушах — результаты побоев. Но причина смерти не в них. Все они на левой части лица, значит орудовал правша. Типичные результаты банальной драки.
— А причина смерти?
— Видимо, удар при падении о столбик забора. Погибший мог потерять равновесие и упасть на него, так что вполне возможен несчастный случай, а не убийство, по крайней мере не умышленное. Нужно провести вскрытие. Не исключено, что выяснится — бедняга страдал какой-то сердечной болезнью с приступами. Сужу по некоторым признакам на коже и по глазам. Тебе теперь легче?
— Нет! — твердо заявил Циммерман. — Теперь я попрошу тебя взглянуть на документы, они в управлении.
— Правильно! Причем я хочу взглянуть на документы по обоим случаям. Похоже, предстоит очередная бессонная ночь!
— Все удобства я берусь обеспечить. Черный кофе в любых количествах. И я уже заказал три сосиски для пса.
— Пять, — поправил Келлер. — От нас так дешево не отделаешься.
* * *Остаток ночи Келлер посвятил изучению документов. Начал в половине пятого. Перед этим коротко, но подробно выспросил Фельдера и Михельсдорфа.
В половине пятого поступил доклад от фон Готы. Ни Манфреда, ни Амадея обнаружить не удалось. Розыск через родителей результатов не дал. Проверили холостяцкую квартиру Амадея на Леопольдштрассе, но никого не обнаружили. Без десяти четыре Амадей заправил свой красный „ягуар“ на колонке возле отеля „Штахус“ и велел залить полный бак. С ним был, судя по описанию, Манфред Циммерман. Потом они, в отличном настроении, убыли в неизвестном направлении.
Комиссар Циммерман:
— Объявить розыск Манфреда и Амадея. Предупредить все патрульные машины и дорожные посты по всей округе.
Фон Гота:
— Они должны быть арестованы?
Циммерман:
— Задержаны и доставлены сюда. Результаты докладывать мне непрерывно!
И, отпустив фон Готу, повернулся к Фельдеру:
— Что установлено группами наблюдения?
Донесения групп наблюдения:
„Доктор Шмельц, Анатоль.
Незадолго до трех прибыл в „Грандотель“ на Максимилианштрассе. Сопровождал его Хесслер. Свет в номере горел до четырех часов.
Вардайнер, Петер.
В 3.10 прибыл с женой Сузанной на виллу в Грюнвальде. Шофер вернулся в город, хозяева остались в гостиной. В 3.50 включили наружное освещение. В 4.38 приехал доктор Бремер, специалист-кардиолог. В 5.05 — уехал. Потом все огни погасли.
Доктор Шлоссер, Антонио.
Около четырех покинул Фолькстеатр со своей матерью и фрау Циммерман. Все вместе сели в его машину, стоявшую на противоположной стороне улицы, и поехали на Пауль Хейзештрассе. В квартире Циммерманов вместе с матерью оставался до 4.50.
На следующий день доктор Шлоссер сообщил следующее:
„Моя мать и я у фрау Циммерман выпили по чашке кофе. Вспоминали годы детства и ждали, что придет Мартин. К сожалению, напрасно“.
Гольднер, Карл.
Фолькстеатр покинул после официального закрытия бала, около пяти часов. Сопровождала его Термина Хельферлих, буфетчица тамошнего кафе. В такси отправились к Гольднеру на квартиру и до сих пор остаются там“.
* * *В ту ночь эксперт лаборатории транспортной полиции доктор Альфред Геммель был на дежурстве. От скуки и чтобы не уснуть, занялся поручением Вайнгартнера — происхождением обломков черного автомобильного лака.
Поочередно использовал спектральный анализ, электронный микроскоп и химические тест-наборы. Меньше чем через час, к пяти утра, он уже знал, какой марки был автомобиль, но даже представить не мог, что разрешил тем самым серьезное уголовное дело.
И результаты экспертизы, о значении которых он не имел ни малейшего понятия, попали в криминальную полицию только через несколько часов, когда уже было слишком поздно.
* * *Около пяти утра комиссар Циммерман прибыл в „Гранд-отель“ на Максимилианштрассе и заявил, что хочет говорить с доктором Шмельцем.
Ночной портье был ошеломлен:
— Но позвольте, в такое время!
Циммерман сунул ему под нос удостоверение и категорически потребовал поставить в известность о его визите доктора Шмельца. Но его требование портье исполнил по-своему. Вначале разбудил Хесслера, всячески при этом извиняясь. Тот появился через несколько минут, полностью одетый, сна ни в одном глазу.
Циммермана приветствовал с известным превосходством, всячески давая понять, что он, скорее, поверенный в делах Шмельца, чем слуга.
— Я очень сожалею, но не могу взять на себя ответственность в такое время беспокоить доктора Шмельца.
— Тогда ответственность я беру на себя, — отрезал Циммерман, изучая Хесслера с нескрываемым интересом. Тот, избегая испытующего взгляда, теперь уже пытался произвести впечатление скромного слуги.
— Но вы должны понять, — просительно тянул он, — доктор — тяжелобольной человек…
— Это ничего не меняет. Днем он не станет здоровее!
— Вы не могли бы сообщить мне причину…
— Нет.
— Ну, если вы так настаиваете…
Да, Циммерман настаивал. Не угрожал, не повышал тона — вел себя совершенно обычно.
Хесслер удалился. Минут через десять появился снова.
— Доктор готов вас принять.
Анатоль Шмельц встретил Циммермана в плюшевой гостиной.
— Герр Циммерман, — начал он сдержанным, но назидательным тоном, — хочу обратить ваше внимание, что это время весьма необычно для визитов. Вторгаться и арестовывать людей ранним утром было излюбленной методой нацистов, если помните.
При желании Циммерман мог бы ему ответить, что помнит очень даже хорошо, потому что и его однажды увели в такое утро и отправили в концлагерь. В 1944 году, после 20 августа.
Но он не сказал ничего.
Зато продолжал Шмельц:
— И ваше поведение я мог бы расценить как не только неуместное, но и некорректное.
— Я тут не по службе.
Шмельц удивленно взглянул на него. Циммерман дал ему достаточно времени для горячечных размышлений. Его сдержанность и терпение вывели Шмельца из себя. Хесслер тоже не знал что делать.
— Я здесь как отец, — сказал наконец Циммерман.
— Отец? — Шмельц не знал, как все понимать, и это его беспокоило. — У вас есть дети?
— Сын Манфред. Он ровесник вашего Амадея. У них одинаковые интересы, и, кажется, они вообще большие приятели.
— Но… но это же отлично! — воскликнул Анатоль Шмельц с внезапным облегчением. — Это просто здорово! Почему же вы не сказали этого раньше? Проходите, садитесь. Что вам предложить? Гансик, шампанское у нас есть?
— Сделаем, герр доктор!
— Мне минеральной, — Циммерман устало упал в кресло.
